Второй шанс
— Беспредел, однако. – Я лениво зевнул, нетвердой походкой приблизившись к дивану, и так же лениво продолжил «гневную» речь. – Стоит на минуту отойти вздремнуть, как место уже занято чьей-то наглой задницей.
— Смотрите, кто проснулся! Твоя «минута», как обычно, длится часов пять. Может, еще с опахалом беречь твой сон прикажешь? – Диктатор издевательски усмехнулся, вытянув ноги на невысокий табурет, стоящий прямо перед острием спора – диваном.
— Это ты у нас любишь приказывать. – Я даже не взглянул на него – за пять лет нашего знакомства подобный сарказм окончательно приелся, и никаких эмоций давно не вызывал. – Эй, сдается мне, кто-то не только обнаглел, но и оглох.
— Не мог еще часок поспать? – Недовольно пробурчал Музыкант себе под нос, и неторопливо занял свое законное место на табурете. Я с чувством удовлетворения плюхнулся на диван, ободранный неизвестной кошкой и продавленный нашей замечательной компанией.
Так для меня в очередной раз начался новый день.
Позиция Музыканта была самой невыгодной. Мало того, что стул отличался жесткостью и противным скрипом, так еще и стоял в стороне от нашего единственного развлечения – телевизора, появившегося на свет годах аж в 80-х. И когда на экране происходило что-нибудь по-настоящему интересное, наш товарищ буквально заваливался мне на плечо, как сентиментальная барышня в кинотеатре. Но я даже к этому привык, хотя, признаюсь, далеко не сразу, время от времени называя Музыканта содомитом.
Не то, чтобы мы относились к нему плохо. Изгоев в компании из четырех человек не замечалось, просто появился он в этой комнате позже всех, а мест на диване было всего три. Так называемая дедовщина даже в загробном обществе оставалась актуальной.
Наверное, мы – души, или как там это положено называть. Честно говоря, до своей смерти я был ученым, и не верил в подобную мифическую ерунду. Как оказалось, зря. Или не души вовсе – здесь, вопреки наивным убеждениям еще живых, никто ничего не объясняет. Короче, мы – черт знает кто или что. С руками, ногами, телом и способной думать головой. Находимся неизвестно где – я очнулся уже в этой просторной комнате без окон, со странным светом из ниоткуда. Пока я недоумевал, удивлялся и сидел на твердой «небесной» кровати с выражением лица умственно отсталого, Диктатор с неизменной саркастической усмешкой рассказывал мне здешние порядки, тогда казавшиеся мне бредом сумасшедшего. Запомнил я только, что мы все умерли, прошли какой-то отбор и попали в программу «Второй шанс». Нам предоставляется право получить вторую земную жизнь, но так как участников программы слишком много, обратно мы отправимся не сразу. Надо дождаться смерти определенного человека, и пройти еще один отбор – только один из находящихся в комнате вернется на землю, остальных закрепят за другим человеком, и они продолжат ждать своего счастливого часа. Душа того самого единственного избранного окажется в теле какого-нибудь младенца, и – все с чистого листа.
— Что ты несешь?! Говори мне, где я, чертов псих! – Я хотел тогда наброситься на рассказчика с кулаками, а он удивленно выставил руки вперед.
— Полегче, парень, полегче. Были бы мы оба живы, тебя бы расстреляли сию секунду. Ты мне нужен, как часовому подушка, я сам понятия не имею, где мы находимся, этот идиот, — он ткнул пальцем в сторону какого-то мужчины в синей одежде, равнодушно пялившегося в телевизор, — почти все время молчит, поэтому мне и пришлось рассказывать тебе эту ересь. Сейчас ты или успокоишься и сядешь рядом с ним, или… или… — Он явно задумался, чем же можно угрожать уже мертвому, и, нервно махнув рукой, быстрым шагом направился к потрепанному жизнью дивану.
— Подожди… — В мою голову пришла догадка, казавшаяся еще большим сумасшествием. – Значит, то, что на тебе надето – настоящая форма, а не маскарадный костюм?
Мой собеседник, картинно закатив глаза от удивления, всплеснул руками.
— Я тебя знаю!.. Видел в учебниках, в телепередаче… Ты…
— Диктатор. – Оборвал меня он. – Теперь меня называют просто Диктатор. Здесь больше нет имен, фамилий, титулов. Все просто и лаконично. Вот ты в жизни был кем? Явно не военный, не капиталист… Не рабочий. Какая-нибудь кабинетная крыса. – Устав строить предположения по моему внешнему виду, сделал он такой довольно нелицеприятный вывод.
— Что вы себе позволяете? – После того, как я понял, кто стоит передо мной, мне отчего-то резко захотелось перейти на «вы» — «тыкать» мрачной исторической личности не позволяло, наверное, воспитание. – Я профессор. Доктор наук, между прочим.
— Так я и думал. Значит, будешь Ученым. Не скажу, что рад знакомству, но с тобой хоть поговорить можно. – Диктатор приземлился рядом с молчаливым «сокамерником». Эти слова явно были сказаны в укор последнему.
Я неуверенно, глядя под ноги и украдкой щипая себя за руку, прошагал по совершенно обыкновенному полу, покрытому чем-то похожим на светлый линолеум, по направлению к моей новой компании, все еще не веря в реальность происходящего. Жизнь после смерти, какая-то акция, «Второй шанс», мрачный тип из учебника истории и какой-то левый молчаливый мужик смотрят телек на диване. Только ящика пива не хватает… Нет, я, наверное, жив, просто принял что-то запрещенное, отчего и не отпускает до сих пор. Быть не может, всегда был противником наркотиков и сторонником светлого разума…
— Так и будешь там стоять? Садись, и не раздражай меня.
Ничего не оставалось, кроме как послушаться.
— Привет. Я Полицейский.
Голос рядом сидящего «молчаливого мужика» поневоле заставил вздрогнуть. Черт возьми, как же я хочу просто прийти в себя в своей просторной квартире в центре, сбросить со стола чертежи вперемешку с остатками еды и окурками, налить в стакан прохладного виски и выпить за свое счастливое возвращение… Если это жизненный урок, я его усвоил. Пожалуйста, кто бы это ни был – высший разум, Бог или еще кто-нибудь, верните меня обратно!..
— Привет… — только и успел сказать я, как меня перебил Диктатор.
— Неужели! Раз в тридцать лет я услышал от тебя три слова!
— Наверное, он никогда не заткнется. – К всеобщему удивлению, Полицейский продолжил свою несколько досадливую речь, но меня она не сильно занимала.
— Подождите. То есть, вы находитесь здесь уже тридцать лет? – С ужасом посмотрел я на Диктатора.
— Переходи уже на «ты». При жизни я бы давно отдал приказ тебя убить – ты иногда меня раздражаешь. Но здесь я, можно сказать, гуманист от безысходности.
— Это я уже слышал. Скажи, сколько времени ты здесь?.. – Мне не терпелось узнать ответ.
— После пятидесяти лет я сбился со счету. – Теперь во взгляде Диктатора была только горечь, без вызова или насмешки.
Я уставился в телевизор, пораженный услышанным еще больше, не желая уже ничего спрашивать. Перспектива сидения взаперти неопределенное количество лет совсем не радовала. Тупое и бессмысленное спокойствие пришло через пару минут, а вместе с ним, увы, и новый вопрос.
— Что за фильм хоть идет?
— Познакомься – Кристина.
— Странное название. Стоп… Какая еще Кристина? – Посмотрел я на Диктатора определенно как баран, отрывочно поглядывая на экран, где белокурая девочка разворачивала яркую подарочную бумагу и счастливо улыбалась.
— Можешь поздравить ее с пятнадцатилетием. Она, правда, тебя не услышит и тем более не ответит. Мы закреплены за ней.
— То есть, один из нас вернется к жизни, когда она умрет? – Лучше бы я не спрашивал. В этом мире все, пожалуй, еще более жестоко, чем в нашем… Или мне так кажется от внезапного и насильственного погружения сюда, а к земным ужасам было время привыкнуть и перестать замечать их?
— А ты сообразительный.
— И вы все ждете, когда она умрет?..
— И сентиментальный. Но это пока. Скоро освоишься. – Я слышал в его голосе сочувствие, или мне показалось?
— Сидите здесь на диване, и надеетесь, что пятнадцатилетней девочке упадет на голову кирпич, или вечером в переулке встретится маньяк?! Может, еще и ставки делаете?! – Точно не мог сказать, что меня так взбесило, но терпения больше не осталось. Я взялся за голову и прошелся по комнате, но и это не помогло.
— Людям свойственно умирать, Ученый. Тебе ли не знать?.. Когда мы были закреплены за наркоманом, спрыгнувшим в итоге с крыши, я ждал, когда он отправится на тот свет. Я предвкушал свое будущее на земле, и искренне надеялся. Надеялся на передозировку, надеялся, что его не успеют вытащить из петли… Может, потому что наркоманов презираю, может, потому что смерть его была моим шансом. Потом меня не выбрали, «победителем» стала стюардесса из разбившегося самолета. А потом мне стало глубоко плевать. Надежда угасла, или что-то еще случилось – понятия не имею. Все умрут, когда придет их время. Я просто смотрю телевизор. Но насчет ставок – идея интересная. – Диктатор издевательски подмигнул и улыбнулся. Полицейский шумно выдохнул, словно пытаясь вернуть потерянное спокойствие. Я так долго молчать не мог.
— Скажи, почему ты вообще попал в эту программу? По какому принципу производился отбор?
— Идиотская манера беседы – задавать не те вопросы, на которые хочешь получить ответ. Ты ведь хотел сказать, что я, по твоему мнению, не заслуживаю второго шанса, так?
— А что, разве нет? – Его спокойствие продолжало выводить из себя. – Ты создал преступный режим, втянул мировое сообщество в войну, по твоей вине погибли миллионы человек. Ты убил всех этих людей, значит, заслуживаешь только котел в аду. Будь моя воля, я бы сделал все возможное, чтобы ты больше никогда не вернулся на землю.
— Как много раз я это уже слышал… — Он снова закатил глаза, скривив губы то ли презрительно, то ли пренебрежительно. – Еще один товарищ «оскорбленная невинность», не понимающий, как тебя, такого прекрасного, добродетельного, прямо принца на белой лошади, запихнули в одну комнату со мной – тираном и убийцей. Тебе принцип отбора нужен? Ты его получишь. Здесь не лучшие из лучших, прожившие жизнь так великолепно, что в небесной канцелярии решили записать их в избранные и продлить им земные сроки. Здесь те, кто мог добиться чего-то поистине великого и хорошего, но первый шанс либо проигнорировал, либо использовал во вред. Себе, окружающим – не важно. Напомни-ка мне, в какой области науки ты работал?
— Я занимался ядерной физикой. Но это секретная информация. Да и вообще, какая разница? – Я недоумевал, и снова хотел дать Диктатору по роже.
— Секретов здесь больше нет, смирись. И земная значимость, как видно на моем примере, никакой роли не играет, поэтому хватит уже поднимать перья. Все с тобой ясно. Если информация была «секретной», значит, твои исследования были связаны с оружием. Ядерным. Значит, можем посоревноваться, кто более выдающийся убийца. Ну да ладно. – Насмешливая улыбка моментально исчезла с его лица, и я в тот момент мысленно сравнил его с фотографией в учебнике. – Допустим, природа дала тебе незаурядный ум не для того, чтобы ты изобретал бомбы, летящие на головы каких-нибудь мирно спящих граждан, а чтобы стал медиком, нашел чудодейственное лекарство от смертельной болезни, отправился в Африку делать прививки племени негритят-каннибалов, или совершил еще какое-нибудь чрезвычайно благое дело. А ты отошел от пути созидания в сторону разрушения. Понимаешь, к чему я?
— Кажется… — Я не успевал отойти от шквала информации, от которого голова была готова взорваться. Не успевал придумать какие-нибудь нормальные и хоть немного аргументированные возражения. А Диктатор, видя мое смятение, продолжал:
— Я хотел изменить этот мир к лучшему. Как видишь, не получилось. Поэтому я здесь. Смотрю телевизор, не задаю дурацких вопросов и жду своего часа.
— Ты уверен, что получится со второй попытки? А если ты развяжешь еще одну войну? Может такое быть? – Не отставал я от него, радуясь тому, что наша беседа ушла в сторону от моей личности.
— Конечно, может. Я же не знаю, куда вернусь, в какую страну и при каких обстоятельствах, не знаю геополитических положений и так далее. Власть – искушение, политика – мерзость, а дипломатия – вообще катастрофа. Не знаю, насколько это тебя успокоит, но если и со второй попытки ничего не выйдет, третий шанс мне не положен. Да и если выйдет, тоже. Так что, воюй-не воюй – итог один и тот же. Опять все в моих руках, и мне это чертовски нравится.
— Сволочь ты, все-таки…
— По крайней мере, не изображаю из себя монашку.
Так потянулись годы. Сначала я привык и смирился с местными порядками. Полицейский все так же большую часть времени молчал, Диктатор, хоть и редкостный подлец, был интересным собеседником, хоть порой заставлял изрядно понервничать. Потом появился Музыкант – обычный нарцисс, пропивший свой талант и перспективы. Здесь он, бесспорно, изменился в лучшую сторону, возможно, потому что тиран быстро сбил с него спесь. А в телевизоре уже сидела над учебниками двадцатилетняя Кристина.
Я привязался к ней, не скрывая этого. Может, потому что это был первый человек, за которым я закреплен. Может, потому что девочка росла под моим непрестанным наблюдением, и я видел всю ее сущность, все естество – доброе, доверчивое к миру, который отражался в широко открытых, удивленных голубых глазах. Несмотря на свою внешнюю хрупкость, она шла по жизни, как настоящий боец, не сдаваясь и не ломаясь. Мне хотелось вмешаться, когда ее били жестокие старшие девчонки из школы в темном коридоре. Мне хотелось обнять ее за плечи, когда она безудержно рыдала на могиле родителей. Увы, это было невозможно. Облегчить существование живых неподвластно мертвым.
Диктатор откровенно посмеивался надо мной, комментируя происходящее с Кристиной, как праздный зритель в кинотеатре с ведром поп-корна. Музыканту было вообще не до этого – его главной целью, похоже, стало заслужить хоть какой-нибудь авторитет среди нас-четверых. И только Полицейский, как я думал, был со мной солидарен, но оставался молчаливым и нелюдимым. От Диктатора я узнал, что тот при жизни случайно перестрелял заложников и в итоге не нашел ничего лучше, кроме как напиться и застрелиться самому. Моя смерть, пожалуй, была самой прозаичной из всех присутствующих – сердечный приступ всего лишь в сорок. Но это, наверное, неважно…
Потом я научился скрывать свои чувства и эмоции. Потом, действительно, сделался равнодушным, предпочитая сон в кровати, напоминавшей полку в поезде, бесконечному просмотру телевизора… Время явно не лечит, а только покрывает сердце черствой коркой, как хлеб, забытый кем-то на ночь на летней веранде. Смерти девушки я не ждал, и это уже радовало – значит, во мне умерло не все человеческое.
— Когда уже сделают освещение?.. – Полушепотом пробормотала Кристина, с опаской оглядываясь назад. Осенний ветер выл в мрачных ветвях тополей и щелях ветхих хрущевок. Луна скрывалась от мира за зловеще клубившейся тучей. Высокие фонари были бесполезными еще с советских времен. Тихо ругнувшись в адрес градоначальников и поправив ворот легкого пальто, она прибавила шагу. До дома осталось совсем немного. Этот дом, следующий – нежилой (самый страшный участок пути, но обходить слишком долго и далеко), пустырь и, наконец, заветная престарелая пятиэтажка с уютным тихим двориком, где все давным-давно друг друга знают. Отвлекая себя мыслями о теплой плите и вкусном ужине, девушка прошла еще полдороги.
— Красавица, куда вы так спешите? – Чьи-то цепкие пальцы схватили ее за локоть возле того самого зловещего нежилого дома. Слезы страха выступили на глазах, когда Кристину окружили еще трое парней. – Не дури, и будешь целая. Рыжье снимай, и разойдемся. – Чья-то рука уже вытащила из кармана кошелек со скромной стипендией и старенький телефон.
Мысли, словно рой растревоженных пчел, в гневе и панике проносились в голове. Плана спасения не было, оставалось довериться на милость преступников, хоть против этого и восставало все естество.
— Все снимай, оглохла, что ли? – В руке нападавшего сверкнула сталь при свете появившейся луны.
— Это мамино кольцо. Это память. – Такого твердого ответа никто не ожидал.
— Борзая, да?! Мне до звезды, чье оно! Снимай! – Глаза его были бешеными, трое безликих парней в спортивных костюмах бессмысленно смеялись. Ветер все так же выл в разбитых окнах, пустыми глазницами смотревших на неотвратимую беду. Кристина решилась.
Хоть она и оттолкнула преступника, вырваться из круга не удалось. Нож вошел в ее тело одним ужасно простым движением. Лежа на холодном и влажном асфальте, девушка чувствовала, как чьи-то цепкие пальцы сдирают кольцо с ее руки.
— Ну, товарищи, сейчас один из нас отправится обратно, покорять земные вершины. – Диктатор возбужденно потирал руки. – Не подумайте, мне немного жаль девчонку, но интрига куда интереснее.
Я не мог отойти от шока. Так неожиданно быстро, словно между делом, закончилась жизнь совсем юного, чистого создания, не познавшего ни настоящей любви, ни счастья материнства, ни научных вершин, которые несомненно ждали впереди… Сколько дорог было открыто, сколько перспектив. И вот так, в одно мгновение, рука злосчастного наркомана все оборвала и перечеркнула?! Нет, такого не может быть! Мое зачерствевшее сердце вновь сбросило панцирь.
Я набросился на Диктатора, схватив его за горло.
— Ты! Как ты смеешь?! Какая интрига?! Она погибла! Она не должна была так рано!
Полицейский, все так же молча, оттащил меня с необычайной легкостью, словно разнимая пьяную драку в баре.
— Я же говорил тебе, что презираю наркоманов. – Держась за шею и откашлявшись, мой противник привычно улыбнулся, но снова без всякой злобы. – Так случилось, ничего не поделаешь. Смирись и жди. Да, за пять лет ты ничуть не изменился…
Открылась дверь. Казалось бы, что здесь удивительного, но за столько дней и ночей пребывания в нашей «камере», я прекрасно выучил каждую черточку на стенах, и точно знал, что никакой двери в комнате не было. Дальше все, как положено. Яркий свет, женщина в белом…
— Здравствуйте, участники программы! – Поздоровалась она тоном телеведущей. – Спешу сообщить вам о смерти человека, за которым вы все были закреплены. Согласно нашим условиям, сейчас будет назван обладатель второго шанса.
Как в популярном телешоу, она с улыбкой открыла конверт. Не хватало только тревожной музыки за кадром… Да, наши жизни, судьбы и души как были игрой, так и остались.
— Победителем становится… — театральная пауза. – Ученый. Поздравляю вас!
— Постойте! – Никогда еще я не был так решителен. В моей голове созрел сумасшедший план. – А если я хочу, чтобы Кристина осталась в живых? Я могу что-то сделать?
Мои «сокамерники» замерли с отвисшими челюстями. Только Диктатор подавал мне какие-то знаки – мотал головой и дергал за рукав. Почему-то он действительно нормально ко мне относился, хоть никто из нас и не показывал дружеских чувств.
— Вы можете отдать ей свой второй шанс. Ее время отмотают назад на пять минут до нападения. Неизвестно, как она распорядится им. Возможно, снова погибнет. Вы об этом не узнаете, и навсегда потеряете возможность вернуться на землю.
Перед глазами моими было не мое прошлое. Не предполагаемое будущее, в котором я уже твердо решил податься в медицину. Как в том же старом телевизоре, в моей голове улыбалась Кристина – счастливая, молодая, ЖИВАЯ. Как использую я свой второй шанс? Неизвестно. Может, так же точно пойду на поводу у более перспективной и «денежной» отрасли науки. Может, сравняюсь с Диктатором по количеству отнятых жизней. Это риск – выживет девушка или нет – никто не знал. Но, кто не рискует…
— Я согласен. – Чтобы не думать больше, резко выдохнул я.
— Это ваше окончательное решение?
— Да, черт возьми! Ты, тетка в белом, не ломай комедию! Возвращай Кристину! – Я откровенно хамил, надеясь ускорить процесс. Полет. Темнота. Меня нет? Так быстро?..
— …Красавица, куда вы так спешите? – Чьи-то цепкие пальцы схватили ее за локоть возле того самого зловещего нежилого дома.
Девушка вышла из ступора мгновенно, рванувшись в сторону так, что порвалось старенькое пальто. Она бежала к спасению так быстро, как только могла. Ветер больше не выл, а лихо свистел в ушах, удары сердца казались шагами преследователей. Руки тряслись, вставляя ключ в замочную скважину. Наконец, знакомая с младенчества дверь поддалась и захлопнулась за Кристиной. Она была жива.
— Что, товарищи, опять интрига? – Улыбка Диктатора стала какой-то менее веселой, возможно, от потери надежды. – Дурак был Ученый. Сентиментальный идиот. Продлил жизнь какой-то девке всего на пять лет, чтобы она просто и бесславно померла при родах? И какой ценой? Эх… — Он нервно махнул рукой и, глядя на участок стены, обычно становившийся дверью, продолжил догадки. – Ну зато с младенцем для души счастливчика заморачиваться не придется – вот, уже готовенький.
На экране в руках врачей пронзительно и немного хрипловато кричал новорожденный мальчик.
Снова яркий свет, та же женщина в белом (а может, все они на одно лицо). Конверт.
— Победителем становится…- театральная пауза. – Диктатор!
